Приносит ли регулярная исповедь психологический вред?

Приносит ли регулярная исповедь психологический вред?

Почему священники настаивают на обязательной исповеди перед причастием?

Андрей Десницкий: Представьте себе типичного священника, который родился, скорее всего, в атеистической семье. Сейчас есть и молодые, родившиеся в семьях, воцерковленных в ранние 90-е. Однако в подавляющем большинстве случаев — это бывший пионер, комсомолец, который принял веру, который свою традицию вычитал из книг, который либо за типикон брался, либо за Шмелева «Лето Господне», либо за что-то еще.

И вот его традиционность — это традиционность реконструктора. Извините, что я употребляю такое резкое слово. Кто реконструирует средневековые баталии, кто эльфов и гномов, а кто святую православную Русь образца XIX века. Степень достоверности одна и та же. Это наши представления, вычитанные из книг, чисто умозрительные, как нам надо быть хоббитом, как нам надо быть английским лучником Робин Гудом или православным XIX века.

И вот они очень серьезно подходят к своим реконструкциям, они за них готовы драться. Мне кажется, что эта история про обязательность исповеди, как раз из серии «Давайте реконструируем Россию XIX века, давайте введем строгие правила». Похоже на стрельбище Робин Гуда, где на входе стоит человек и не пускает людей в современной одежде, только в английской средневековой.

Вот так у нас люди, очень серьезно относящиеся к этой вымышленной традиционности, начинают придумывать что-то свое. Я не имею в виду никого лично.

Я помню, как, история тоже реальная, выходит священник с Чашей и кто-то хочет причаститься, с его точки зрения недостойный. И священник кричит: «Мою плоть ешьте, меня грызите, Тело Господа моего не дам!» Вроде пламенная вера, а у меня возникает вопрос: «Дорогой, а кто тебе сказал, что ты даешь им это Тело, что от тебя зависит, дать или не дать?»

Фото: www.simbeparhia.ru

Иеромонах Феодорит (Сеньчуков): Я чуть постарше вас, на 5 лет, а воцерковлялись мы с вами приблизительно в одно и то же время. Я с самого первого дня прихожанин Иерусалимского подворья храма Воскресения Словущего на Арбате, Филипповского, который никогда не закрывался и стоит с XVII века. А до этого там был другой храм, который поставил митрополит Филипп, наш святой.

Там не было обновленцев и служили старые священники: отец Василий Серебрянников, московский старец отец Владимир Фролов, тоже старенький священник, бывший моим первым духовным отцом. И как-то я усвоил эту традицию — что исповедоваться надо. Хотя там не было никаких реконструкторов, ни исторических, ни внеисторических, это был нормальный, традиционный московский храм.

Потом, когда там восстановилось Иерусалимское подворье, был совершенно чудесный настоятель отец Феофилакт, он сейчас архиепископ Иорданский в Вифлееме. Он был греком, хорошо говорил по-русски, сам исповедовал. Поэтому к исповеди у меня отношение сформировалось уважительное, скажем так.

Вопрос не в том, что священник является стражем при Чаше. Вопрос в том, насколько человек сам готов причащаться без исповеди, насколько человек понимает вот это «страшных Христовых тайн». Почему они страшные? Потому что страшно прикоснуться к Богу Живому. Вот Бог — и ты, человек, ты к Нему прикасаешься, ты с Ним соединяешься, так как же ты можешь идти к Богу, не попытавшись хотя бы очиститься.

Внутренняя пещера

— Все ли люди имеют способность разбираться в собственных поступках, оценивать их критически, делать выводы про свою жизнь?

— Нет, конечно! Вообще, культура покаяния, духовная жизнь – искусство, она требует и осознанной подготовки, и практики, и наставничества. Никто не готов к духовной жизни с детства. Искусство покаяния, искусство самонаблюдения и самооценки приходит в зрелом возрасте.

Есть люди, которые с детства привыкли к рефлексии, к какому-то такому углублённому самоедству, но при этом совершенно не готовы к покаянию. Покаяние и самоедство – это совершенно разные вещи, поэтому не факт, что люди, которые страдают подобным постоянным разбирательством в себе, хорошо каются. Вовсе нет! Нужна другая культура и другие навыки.

Умение каяться приходит через обучение, через познание, через духовничество, наставничество и труд.

— А в чём же тогда заключается разница между покаянием и самоедством?

— Покаяние нацелено на то, чтобы выявить в себе грех, распознать его, понять его корни, раскаяться в нём и освободиться от него с помощью Божией через Таинство Исповеди. А самоедство заключается в том, чтобы причинить себе боль, чтобы доказать себе, что я – плохой, чтобы переложить ответственность на кого-то, чтобы доказать себе, что я ничего не могу сделать, что мне делать ничего и не надо, что во всём виноваты те, кто меня родили.

Иногда самоедство заключается ещё и в том, что человек ещё и ещё раз подходит к выходу, потом отворачивается и говорит: «Нет, выхода нет», — и продолжает дальше кружить в этой своей тёмной внутренней «пещере».

— Стремление изменить что-то в своей жизни может вывести человека из этого мрачного лабиринта?

— Так оно и выводит! Когда человеку надоедает ходить по замкнутому кругу, он начинает искать и подвергает критическому сомнению свои привычные маршруты и повороты, а потом останавливается и говорит: «Так, стоп! Тут что-то не так. Надо посмотреть на это с другой стороны», и начинает искать другие точки взгляда на себя и ситуацию, переосмысливает свои ценности, ищет другой опыт жизни, опыт самопознания, спрашивает, читает, интересуется.

Стремление изменяться, расти, развиваться – это одна из базовых потребностей личности. Стремление к саморазвитию – это то, чем нас наделил Господь. Когда мы говорим «по образу и подобию», то как раз имеется в виду в том числе и потребность развиваться и – как составная часть развития – потребность меняться.

Это действительно глубинная потребность личности, но она дремлет, пока личность в человеке остаётся неразвитой. Она может давать отдельные всполохи, но иногда до поры до времени просто «спит», и человек остаётся во власти удовольствия от своей стабильности, которая постоянно даёт человеку удовольствие постоянства, привычки, комфорта. «Пусть хоть и плохо, но привычно».

Когда крыша горит

При редкой исповеди очень часто бывает, человек приходит тогда, когда уже пожар такой, что и крыша горит, и все пылает. Если человек регулярно приходит, и начинает разрастаться какой-нибудь конфликт, можно сразу сказать: «Посмотри сюда. Перестаньте так, попробуйте вот эдак». Глядишь, все улеглось и забылось. А то уже совсем, допустим, разводиться хотел. Почему нужно дождаться до того, что до такой статьи дошло, что уже разводиться впору? Кто тебе мешал прийти в храм раньше? Ты идешь в храм, чтобы получить совет. Очень хорошо. А что тебе мешало идти в храм и получить совет, раз ты доверяешь и все-таки пошел, раньше, пока не такой пожар разгорелся? Не зря в народе говорят: «Упустишь огонь — не потушишь».

При частой исповеди могут возникнуть проблемы, если человек невнимательно относится к себе, привыкает и теряет чувство благоговения. Он приступает к таинству как некой формальности, как к чему-то, что он как бы заслужил. Это крайность, другая сторона медали.

Как известно, мелкие грехи видеть гораздо труднее, чем крупные. Это не значит, что человек, который приходит редко и видит свои крупные грехи, видит и мелкие.

Всем врачам известно, что острый приступ может снять любой медик, а хронику вылечить может мастер. Так и здесь. Требуется особое и мастерство, и искусство от христианина, чтобы победить свои хронические грехи, такие, как зависть, обидчивость, злопамятство, осуждение… И постоянно молись, чтобы Господь даровал именно как великий дар видеть тебе твои грехи.

Признак большой духовной опасности

А теперь подойдем к этому вопросу с практической стороны. Нельзя сказать, что частая исповедь является чем-то плохим. Однако она может стать причиной прелести. Когда человек часто исповедуется, у него может сформироваться впечатление, что раз он так часто исповедуется, то он приближается к святости и всё у него «супер» в духовной жизни. А те, которые редко исповедуются, они не такие, как нужно. Такое отношение – признак большой духовной опасности.

– А если человек, наоборот, думает, что всё у него плохо, раз у него столько грехов, что всё время нужно исповедоваться?

– В этом тоже есть свой риск, ведь такие люди фактически умаляют Божественную любовь и милосердие, пребывая в состоянии отчаяния и уныния. То есть появляется мысль типа «я такой грешный, что даже Господь не в силах меня спасти!» Это – обратная сторона вопроса.

Но в то же самое время и редкая исповедь бывает вредной. Потому что когда человек не чувствует в себе потребности покаяться, он приходит к мысли: «Да какие мои грехи?! Другие грешат больше моего, а я себе раз в год исповедуюсь, и это нормально». Но вот эти исповеди раз в год обычно не отличаются одна от другой и звучат стандартно-традиционно «словом-делом-помышлением».

Таким образом человек настолько затвердевает в своем мышлении, что уже не видит за собой каких-то конкретных грехов. Поскольку он редко исповедуется, он не анализирует собственную жизнь. А из-за отсутствия анализа приходит формальность принятия Таинства Исповеди как такового.

Поэтому нужно придерживаться золотой середины, и чтобы всё было в меру. Тогда и исповедь будет в меру, и причастие, и всё это будет на пользу.

А исповедь только тогда является исповедью, когда она обдуманна и осмысленна, и когда мы во время исповеди открываем перед Господом свои грехи. А не так, как часто бывает, что люди приходят и рассказывают на исповеди про тех, кто их искушает и провоцирует.

Надо только захотеть

Но помощь будет только в ответ на наши усилия, ведь в том-то и дело, что церковная жизнь очень трудна. И одновременно здесь очень легко принять желаемое за действительное. Потому человек и должен постоянно каяться перед Богом, не только на исповеди. А исповедь – это лишь одна из важных сторон церковной жизни.

Да, нередко человек страдает, что у него ничего не получается, в том числе – по-настоящему каяться. Но это характерное качество. «Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю» (Рим. 7:15) – говорит апостол Павел. Главное – не оставлять усилий и молитвы.

Бывает, ко мне подходит на исповедь постоянный прихожанин, и знаю, что он сейчас скажет, при этом вижу – человек переживает, что для него самого всё не формально. У него есть желание исправиться. Я ему так и говорю: «Ну что, номер один из твоего привычного „мучающего списка“?»

Преодолеть любой грех, даже, казалось бы, самый «незначительный», труднее, чем кажется. Мы почему-то относимся к этому легкомысленно. Думаем: «Раз я желаю не грешить, значит, я не буду грешить». А когда, понятное дело, нам это не удается, начинаем переживать и бояться называть то же от исповеди к исповеди. Для того, чтобы действительно ты перестал грешить, надо очень захотеть.

Захотеть настолько, чтобы твоя молитва была горячей, чтобы ты прорвался из своего греховного состояния, чтобы твоя молитва прорвалась, чтобы она дошла до Господа, чтобы она была искренняя и от души. Потому что Господь готов тебе дать просимое, не задерживаясь, только ты не готов принять. Поэтому и надо молиться вот так усиленно и горячо, чтобы и душа твоя смогла принять то, что ты просишь.

В каких случаях возможно отлучение от Причастия

Священник может не допустить вас до Причастия в следующих случаях:

• если вы не постились (воздерживались от мяса, яиц, молока, рыбы и развлечений) в течение 3 дней до Причастия;
• если вы нарушили евхаристический пост – что-то съели или выпили с полуночи до святого Причащения. При этом требование евхаристического поста не применяется к младенцам, а также к лицам, страдающим тяжелыми острыми или хроническими заболеваниями, предполагающими неопустительный прием лекарств или пищи (как, например, при сахарном диабете), и к умирающим. Кроме того, это требование, по усмотрению духовника, может быть ослаблено в отношении беременных и кормящих женщин;
• если вы не воздерживались от супружеского общения в период подготовки ко Причастию (это правило может изменяться в зависимости от духовного состояния готовящегося ко причастию);
• если вы курили с полуночи до святого Причащения;
• если вы находитесь в состоянии озлобленности, сильного гнева;
• если у вас есть неисповеданные грехи или непрощенные обиды;
• если вы совершили смертные грехи (данное правило может изменяться в зависимости от духовного состояния готовящегося ко Причастию);
• женщинам запрещено причащаться в состоянии женской нечистоты. Исключение – в случае смертельной опасности, а также когда кровотечение продолжается длительное время в связи с хроническим или острым заболеванием.

Как избавиться от чувства вины?

Не секрет, что чувство вины ведет к саморазрушению. Самое главное – осознать, что это негативное чувство, а не позитивное, ничего хорошего или полезного в нем нет. Это не стыд, когда голос совести намекает человеку, что он не прав. Заряд вины – исключительно отрицательный.

Как справиться с чувством вины:

Понять, что чувство вины разрушает личность.
Записать на бумаге, что именно зависело от виноватого в данной ситуации, а что не зависело, и на что повлиять было невозможно

Важно быть честным с самим собой.
Сказать себе: «я прощаю себя за все, на что не мог повлиять, и за все, в чем был виноват!».
Записать в отдельной тетрадке, как нужно исправить совершенные ошибки.
Относиться к себе позитивно и не заниматься самобичеванием.

Учить покаянию

Да, в больших храмах бывает по воскресным службам много прихожан, много исповедующихся. Как быть священнику, чтобы донести до прихожан мысль об истинном покаянии? Но вот святой праведный Иоанн Кронштадтский научил своих прихожан каяться, а это — тысячи людей… Значит, нужно читать таких великих подвижников, и на их трудах, на их примерах учиться. Священнику нужно говорить о покаянии и во время проповедей, и беседы устраивать с прихожанами. Сейчас возможность есть выступать в Интернете, письменно излагать.

Вообще, сегодня у всех верующих такие возможности, которых раньше ни у кого не было. Мы сейчас переживаем уникальный этап в жизни Церкви. Вот и надо пользоваться. Но пользоваться надо всем, и прихожанам, и духовенству, и учиться покаянию нужно всем — и священникам, и прихожанам.

Все мы перед лицом Божиим, собственно, в равном положении, все мы грешные. И всем необходимо постоянное искреннее покаяние. Конечно, нужно постоянно работать над собой, иначе из священника можно превратиться просто в требоисполнителя…

Да, бывает, человек уже знает, видит свой грех, но покаяться внутренне по-настоящему у него не получается, как бы он ни старался. Покаяние — это дар Божий. Что человеку невозможно — возможно Господу. Вот и нужно молиться: «Господи, я не умею каяться, научи».

Повторяю, покаяние — дар Божий, который приходит в ответ, прежде всего, на желание и молитву. Читай и учись на других примерах. И если ты будешь постоянно испрашивать у Господа искреннего покаяния для себя, будешь учиться ему, то постепенно и научишься.

Мы все нетерпеливые и хотим, чтобы результат был уже вчера. Получать какую-то профессию — здесь мы согласны, что нужно стараться долго и упорно, мы можем годами учиться. И дальше потом учиться, уже имея профессию, уже работая. В духовной жизни нам почему-то нужен быстрый готовый результат. Нет, здесь надо учиться, и тоже очень многие годы.

Нет покаяния? Тогда нужно идти на исповедь и каяться в том, что ты не каешься. Это совсем не парадокс, это шаги духовной жизни. Необходимо просить у Господа, чтобы Он научил каяться и видеть свои грехи. Это умение видеть — величайшее благо.

Если исповедующий священник видит, что перед ним человек исповедуется без покаяния, так ему и надо сказать: «Знаешь, ты думаешь, что ты каешься, но на самом деле ты не каешься. Молись, проси у Господа, чтобы он открыл тебе, что такое покаяние. Молись, чтобы Господь дал тебе видеть твои грехи. Если ты их начнешь видеть, не ужасайся, а радуйся».

Понятное дело, что священник не может видеть досконально сердце человека. Это видит Господь, Который милостив. А милосердие выше правосудия. И даже, если священнику кажется, что исповедание грехов — формальное, он их должен отпустить. Но сказать, что он видит: «На мой взгляд, твое покаяние недостаточно глубокое. Может, Господь его и видит, а я вот не вижу. У меня, может быть, слабое духовное зрение, и я ошибаюсь, но вот мне именно так кажется». Понятно, что увидеть все это можно не с первого раза, не с первой исповеди. Если ты человека видишь в первый раз, то трудно что-нибудь от него требовать, а с десятого все-таки уже можно надеяться на какую-то объективность.

Чтобы сосны звенели

Когда я учился в институте, нас, студентов, по окончании четвертого курса отправили на военные сборы, повезли в военную часть в Псковскую область. Место – необычайно красивое. Лес, лето, солнышко садится и золотит стволы сосен, и они словно купаются в солнечных лучах.

Вот стоит учебный взвод, «солдаты» – студенты в гимнастерочках, которые на нас сидят, как на корове седло. К нам выходит майор – настоящая военная косточка. Мундир без складочки, сапоги начищены, широченные плечи, грудь колесом, на мундире значок – триста или четыреста прыжков с парашютом. Обращается к нам: «Равняйсь! Смирно! Здравствуйте, товарищи курсанты!» Мы ему вяло отвечаем: «Здравия желаем, товарищ майор!» Он говорит: «Плохо здороваетесь! Еще раз, здравствуйте, товарищи курсанты!» Мы опять отвечаем вяло. На что слышим: «Плохо здороваетесь. Наберите полные легкие воздуха. Здравствуйте, товарищи курсанты!» Где-то на шестой раз мы рявкнули так, что аж сосны зазвенели.

Вот и каяться надо так, чтобы сосны звенели. Это надо ощутить. Причем человек сам должен почувствовать. Священник может какие-то примеры привести, может пошутить или что-то посоветовать. Но если человек сам не почувствует, всё будет напрасно.

Да, действительно, есть люди совершенно «непробиваемые». Ты, как священник, не смог к нему пробиться, не смог до него донести, хотя старался, пытался что-то объяснить. Но он от исповеди к исповеди упорно идет по формальному, фарисейскому пути. Ну что делать? Только положиться на милость Божью. Раз Господь его призывает к таинствам, значит, Господь Сам его ведет. А наше дело его поддержать, предложить какие-то действия, например, читать Псалтирь, чтобы всё-таки были духовные усилия. И, конечно, молиться за этого человека.

Нужно ли исповедоваться как можно чаще?

Андрей Десницкий: Приходят русские в сербский храм, обычный храм канонической Сербской Патриархии, и хотят причаститься. Подходят к священнику, представляются, спрашивают, можно ли причаститься? — ответ: «Да, можно». Следующий вопрос: «А исповедоваться надо?» Он говорит: «Откуда я знаю, надо ли вам исповедоваться. Если вам нужно, то приходите в пятницу. Или, если вам очень нужно, можно сейчас задержать службу». То есть он не предполагает исповеди перед причастием.

Русских это обычно очень пугает, именно пугает, потом они привыкают. Когда этим летом я столкнулся со священником, который меня впервые видит, ладно, перед тем-то я все-таки представился как-то, он меня уже знал. А тут я просто пришел в храм, кто-то заменял. Я подошел к Чаше — никаких вопросов, вообще никаких. Оказывается, так тоже можно, и это для меня стало не то чтобы открытием. Я прекрасно знаю, что и в России есть храмы, хотя их немного, где человек исповедуется по мере необходимости.

Когда у него есть представление о том, что он совершил некий серьезный грех, не стакан кефира в пост, не с соседкой поругался, не на ногу в метро наступил, а действительно человек совершил не повседневное что-то или у него накопилось, он, действительно, приходит к священнику. С какой регулярностью? Это бессмысленно обсуждать. С какой регулярностью вы ходите к врачу? Кто раз-два в неделю, а кто раз в год.

Я далек от мысли, что знаю, как надо. И вообще, чем старше я становлюсь, а мне 49, я тем меньше понимаю, как надо. Когда мне было 18, я крестился, это было 31 год назад, я был почти уверен, что знаю, как надо.

Иеромонах Феодорит (Сеньчуков): Вы абсолютно правы, никто не знает, как надо. Есть определенный обычай той или иной церкви, а есть то, что называется практикой необходимости, если можно так сказать. Корявая фраза, но это так. Конечно, нигде никакой церковный канон не предусматривает частоту исповеди. Есть Иоакимовский типикон, который говорит о необходимости семидневного поста, об обязательной исповеди.

Но надо помнить о том, что Иоакимовский типикон — это достаточно поздняя редакция типикона. В типиконе святого Саввы, который был взят за основу в современной Церкви, этого нет.

Это было тогда, когда люди стали редко причащаться и приходили к причастию, накопив огромное количество грехов. Естественно, была необходимость эти грехи исповедовать и покаяться. Мы помним, что Давид каялся, Лот каялся. То есть покаяние — это необходимость, это таинство, установленное Богом.

А вот частота покаяния, безусловно, у каждого человека индивидуальна. Но, когда мы говорим о Сербской Церкви, о Греческой, мы должны помнить о том, что там немножечко другие условия.

Допустим, в Греческой Церкви не исповедуются перед каждым причастием. Греки причащаются достаточно часто, а исповедуются редко, но в Греции и другая система принятия исповеди. Не каждый священник, кроме ситуации страха ради смертного, принимает покаяние у обычного мирянина. Есть епархиальный духовник. Который объезжает епархию, по графику приезжает в каждый храм, там каждый может покаяться. У многих греков есть свои духовники, к которым они ездят. Поэтому, естественно, здесь никакой связи между исповедью и причастием быть не может.

Поэтому, конечно, нет непосредственной связки, это разные таинства. Но стоит ли идти причащаться, если ты копишь грехи. Можно ли идти к Богу с грехами нераскаянными?

В храме или «по дороге с работы на пути в гастроном»?

– В последнее время я часто задумываюсь над фразой «покаяться перед Богом». Ведь, казалось бы, если ты хочешь оправдаться перед Богом, для чего тебе в Церковь идти?

Как говорили некоторые святые: Господь ближе к нам, чем наша собственная кожа. С Ним можно говорить в любом углу в любое время суток: дома, на работе, на улице во время прогулки с собакой, «по дороге с работы на пути в гастроном», как пел «Наутилус»…

Размышляя об этом, я стал понимать какие-то простые вещи о том, что такое Церковь. Для чего человек, чтобы исповедоваться, непременно идет в храм? Церковь – уникальна, потому что – по своей сути – семья: Бог – Отец, а все остальные – дети.

Церковь – то место, куда пришёл Бог для того, чтобы собрать этих детей к Себе поближе. «Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! Сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья…» (Мф. 23:37) Вот так Господь собирает тех, кто хочет быть с Ним.

Церковь – место встречи, место спасения, как островок среди половодья, и её основал Сам Господь. Церковь – как маячок, зовущий: «Приходите сюда, здесь мы будем вместе».

Весь смысл таинств Церкви, в первую очередь – это таинство исповеди и таинство причастия – в том, чтобы людям быть вместе с Богом. Не просто каждому по одиночке, самому по себе, а всем вместе, во исполнение второй части заповеди – любить не только Бога, но и ближнего. Семья – это не только каждый вместе с Отцом, но вместе с братьями и сёстрами.

Наше сознание поражено индивидуализмом. Мы идем каяться и имеем в виду свои душевные заботы, душевные болячки, свои проблемы. Мы приходим в церковь и никого вокруг себя не видим: напрямую идём в то место в храме, где, нам кажется, Бог. Перед Ним мы каемся, решаем свои проблемы…

Вроде бы мы были на исповеди, приняли участие в одном из важнейших таинств, но вместе с тем – мы в церкви не были. Мы не видели никого из окружавших нас, не поняли саму природу Церкви, того, что это – семья. Какими бы ни были на наш взгляд братья и сестры – плохие или хорошие, но они – наши ближние, и от этого никуда не денешься.

Господь хочет, чтобы мы избавились от своего одиночества, эгоизма, индивидуализма. Даже будучи в состоянии гордыни, человек способен представлять сам себя верующим, напоказ выставлять: «Я православный христианин, прихожу к Богу».

Но стоит только ему сказать: «Ты приходишь не только к Богу, но и к ближним», – он удивится: «К каким ближним? К этой вредной старухе? К этому пузатому попу?

Это чужие для меня люди, я пришел общаться не с ними, а с Богом. Я решил свои духовные проблемы и ушел обратно. Я – человек грамотный, прочитал много богословских книг, хорошо знаю, как молиться, как креститься. Но никакого контакта с окружающими в храме людьми у меня нет». Вот это не христианское устроение.

Господь пришел, чтобы призвать нас быть вместе. Когда человек идет на исповедь, думая, что он идет только к Богу, чтобы открыть Ему свои грехи, – это не правильное устроение. Во-первых, как было сказано в начале, Бог знает про наши грехи, причем гораздо лучше, чем мы сами.

Во-вторых, если мы идем на исповедь, как на сеанс к психотерапевту, чтобы после наши болячки исчезли и мы начали чувствовать себя комфортно, мы опять попадаем мимо цели. Греческое слово «грех» – «hamartia» – как раз и означает попадание мимо цели. То есть, вроде бы исповедуя наши грехи, мы опять совершаем что-то не то.

Для чего тогда все это надо: приходит человек в храм и чтобы исповедаться, он должен подойти к священнику? Он мог бы подойти к чудотворной иконе или иной святыне, покаяться, пока вокруг никого нет. Вообще от многих можно услышать: «Я так люблю ходить в храм, когда там людей нет: тихо, спокойно». Ощущение, что человек пришел в музей. Но чего делать в церкви, когда там нет людей?! Церковь – это люди.

Так вот, в таинстве исповеди человек кается не только перед Богом, но и перед Церковью, перед людьми, по крайней мере – в лице священника

Это очень важно

Мы знаем, что в первые века христианства именно так и было. Мы читаем Деяния апостолов, мартирологи и знаем, что само понятие греха у тогдашних христиан, захваченных ожиданием пришествия Христа, возникало довольно редко. Если случались житейские грехи – это был исключительный случай. Когда христианство стало шириться, грехи перестали быть таким уж исключением. Тем не менее всегда предполагалось, что в грехах этих человек кается перед Церковью. Оттуда, например, пошел чин оглашенных, которые во весь голос оглашали свои грехи и просили прощения у Церкви.

Фото: pravostok.ru